ТАРАН

  Капитан встал, бросил окурок, растер сапогом. «Кстати, что с движком было?» — «Ерунда: маслопро­вод заменил». — «Как теперь?» — «Порядок». — «Тог­да — вперед?» Я кивнул. Лететь не хотелось. Летал я не часто. Всегда с ощущением беды. Никогда ничего не случалось. Авось и сейчас пронесет. Да и летим в тыл, не куда-нибудь. 
  Мы забрались в самолет. Капитан лихо поднят ма­шину в воздух, заложил крутой вираж, вьется в небо. Вскоре вышли в горизонт. Моторы сыто урчали. Ле­теть часа два. Я глазел по сторонам. Земля раскину­лась, распласталась в огромный круг. Прикрылась си­ним куполом. Дух захватывает.
  Прошел час. Лес расступился. Показалась большая поляна, утоптанная и ровная. Капитан кивнул вниз: «Готовый аэродром. Хоть сейчас садись». Я пожал плечами. Посреди поляны стояло мощное дерево. Все черное, сгоревшее. Я не обратил внимания. Но капитана что-то заинтересовало. Он приклеился гла­зом к дереву. Вдруг развернул машину, пошел на снижение, прямо к нему. «Ты чего, — закричал я, — зачем?» «Ты взгляни, — Гладков ткнул пальцем в на­правлении дерева, — никогда такого не видел». Я на­клонил голову и обомлел. Дивное зрелище. Дерево было не обугленное, как я решил сперва. На нем си­дели птицы. Черное воронье. Они покрывали дере­во сплошь, как невиданные черные плоды. Притом живые, двигающиеся. Шевелящаяся, черная, свер­кавшая на солнце масса. Незабываемое зрелище. «А ну, пугнем их», — заорал капитан и зловредно оска­лился. «Да брось, не надо», — я схватил его за руку. Он отмахнулся: «Не дрейфь, пехота». Дерево стреми­тельно приближалось, росло. Птицы засуетились, за­прыгали. Самолет с ревом все ближе.

  Испуганная стая дружно взлетела, будто черная краска разлилась. Все птицы дернули в одну сторону — от нас, вниз и в бок, а одна глупая птица наверх и на нас. В лоб. Мелькнуло передо мной ее тело с растопыренными пальцами крыльев. Чудилось, я ухватил ее дурной угольный глаз. Глухой удар. Движок захлебнулся. Нас крутануло в сторону, вниз. «Ё-е-кэ-лэ-мэ-нэ, — озадаченно рявкнул капитан, потом взвился, — ни хрена, сядем! Врешь — не возьмешь! Сядем!» Капи­тан кое-как выровнял самолет. Пригнул к площад­ке. Через минуту катились по травке, подпрыгивая. Все стихло. Капитан выпрыгнул первым. Я за ним. Когда подошел, капитан стирал кровь с крыла. Я снял пальцем каплю бурой жидкости. «Ну чего, тех­нарь, смотри». — «Да чего смотреть, потек движок. Зря маслопровод менял». — «Чего, тот же самый?» — «Ну!» Капитан почесал затылок: «Починить смо­жешь?» — «Да где там! Ни инструмента, ни деталей». Мальчишка! Вздумал птиц гонять! Капитан будто чув­ствовал, что я о нем думаю. Лицо у капитана было недовольное, злое. Вслух я произнес: «Ты мне ска­жи, на одном сможешь дотянуть?» — «Дотянуть — запросто. Взлететь — мощи не хватит». Капитан вы­ругался. Сел, закрыл лицо руками. Вскочил: «Погоди-ка! Сверху я овраг видел. На краю поляны. Если к нему и — нырнуть. Может, и поднимет?» «Может или поднимет?» — спросил я. «Да кто ж его знает? — отвечал капитан. — может, поднимет, а может, и нет. Это на практике проверяется. По идее должен поднять. Попасть бы в восходящий поток». Он мотнул головой: «Ладно. Выхода у меня нет. Ты, вот что, по­езжай на поезде». — «На каком поезде? Где тут по­езд?» — «По карте есть железная дорога к северу, ки­лометров десять. Дойдешь и дуй». «Ну уж нет, — ска­зал я, — на поезде я не поеду. Это бог знает, когда до части доберешься. Да и документов нет, чтобы разъ­езжать по железным дорогам. Нет, лучше я полечу. Рискнем. Будь что будет». — «Ну тогда держись, тех­нарь».

  Мы забрались в самолет. Капитан запустил правый движок. Самолет качнулся, потащился впе­ред. Капитан врубил полный газ. Машина помча­лась. Вот чуял я беду. Чуял! Время растянулось. Мо­тор натужно выл. Вой делал ожидание невыноси­мым. «Где там этот овраг чертов?!» — вскричал я. Не было сил терпеть неизвестность. «Сейчас будет», — прокричал капитан. Вмиг земля кончилась. Самолет просел. Я ухнул в яму. Защекотало в животе. Я сжал­ся, ожидая грохота, взрыва, смерти. Я не знал, как это будет. Почувствую я удар или нет. Настигнет боль или я умру до нее. Я не знал. Сердце не билось. Или мне показалось, что между двумя уларами разверзлась вечность. Вечность кончилась. Снизу будто подперло. Невидимая сила выбросила вверх. «Ага-га! — закричал капитан. — Сработало! Летим!» Мы сме­ялись как сумасшедшие. Мне хотелось подпрыгнуть выше кабины. Прямо в небо. Мы успокоились. Ка­питан приблизил лицо: «Саша, а что если никому ни слова. А?» — «Как скажешь. Костя. Только все рав­но докладывать придется. Доложи сам, как знаешь, я поддержу». Капитан мне нравился. Я даже не жа­лел, что он не скоро станет майором».
                  
                           CORE_LAN17
  
  Изучаем руку человека, которому герой истории приходится отцом. По методу фиксированных пози­ций дубликат линии жизни может быть также и лини­ей отца (рис.4 — синий, линия жизни — зеленый, ли­ния рождения — красный пунктир). На линии отца крестообразная фигура (рис. 4 — красный). Выража­ет нарушения системы самосохранения, при которых обладатель попадает в опасную или неконтролируе­мую ситуацию. Вероятность травмы возрастает. Рядом вторая линия отца (рис. 4 — желтый) без нарушений. Она ремонтирует первую. Значит, отец останется не­вредим. Но так как дубликат линии жизни принадле­жит и сыну, то крестообразная фигура участвует по отношению к сыну в двух уровнях: физиологии и бе­зопасности. Об этом поговорим в дальнейшем.
Владимир ФИНОГЕЕВ